Воспоминания о Николае Владимировиче Тимофееве-Ресовском

Перевод О. Пахомовой
Ханс Штуббе

Ханс Штуббе(Hans Stubbe)(1902-1989)- всемирно известный генетик, член многих академий, директор Института селекционных исследований культурных растений кайзера Вильгельма в Вене(1943-1945). Будучи президентом Академии сельскохозяйственных наук ГДР(1951-1968) выступил как открытый противник лысенковской "агробиологии".

Я познакомился с ним в январе 1929 г., когда он впервые посетил меня в Институте селекционных исследований кайзера Вильгельма в Мюнхеберге. Он приехал с известным исследователем мозга Оскаром Фогтом, по-моему, в 1925 г. из Советского Союза в Берлин-Бух и руководил там в Институте отделом генетики. В то время он работал преимущественно в области радиационной генетики с мухой Drosophila и, видимо, слышал, что я работаю в той же области с высшими растениями. 3а его визитом в Мюнхеберг скоро последовал мой ответный визит в Берлин-Бух, и из этого первого знакомства, сопровождавшегося длинными, дискуссиями о нашей работе, выросла связь, которая становилась все теснее и с течением лет превратилась в хорошую и надежную дружбу. Я часто бывал в Бухе и скоро основательно изучил результаты его работы. На своем объекте исследований он очень скоро смог установить весьма однозначную линейную зависимость между дозами облучения и частотой мутаций (до открытия ДНК), что позволило не только судить о структурных основах наследственности. Сам факт изменения генов под воздействием коротковолнового излучения имел большое значение для практической рентгенологии, так как он установил нижний предел излучения, влияющего на генетическую природу. Это было открытие, которое вначале существенно осложнило работу всех рентгенологов, как я узнал на конгрессе рентгенологов в Берлине.
Очень скоро Тимофеев стал одним из ведущих генетиков. Его исследования и большой мутационный материал, который обрабатывался в различных направлениях, привели к образованию новых понятий в генетике, таких, например, как пенетрантность и экспрессивность генов. Позже Тимофеев работал с физиками и с будущим Нобелевским лауреатом Максом Дельбрюком, а его коллега К.Г. Циммер продолжил разработку теории радиационной мишени. Особой областью исследований была для Тимофеева эволюционная генетика и генетика популяций, и здесь он вместе со своими товарищами добился важных результатов и ввел новые понятия, как, например, микроэволюция.
В начале 30-х годов мы встречались довольно регулярно у него в отделе или дома для разговоров на темы генетики, для маленьких, генетических коллоквиумов, на которых коллеги докладывали о новых результатах своих исследований. Тимофеев умел, если требовалось, деликатно указать коллеге на те или иные неясные формулировки в его сообщении. Но он становился нетерпимым и ядовитым, если узнавал, что кто-то занимается работой, которую он считает ненужной и неинтересной.
Мы вместе бывали на международных конгрессах, например, на конгрессе рентгенологов в Швейцарии, в Цюрихе и С.-Морице и на неделе науки во Франкфурте-на-Майне в 1934 г. Научными апогеями 30-х годов были также маленькие заседания для избранного круга в Шпаа в Бельгии и в Клампенбурге вблизи Копенгагена. У нас было много друзей и коллег во всех странах мира.
В последний раз я видел Тимофеева на конгрессе генетиков в Москве в 1978 г. Он излучал невероятное жизнелюбие, которое влекло всех нас в его орбиту. Он был разносторонне образован, не только в естественных науках, но и в области литературы, истории культуры и искусств. Даже в тяжкие годы заключения после возвращения в Советский Союз он помогал своим товарищам по камере переносить все притеснения, муки и ограничения жизни, голод и нужду. Его воля к жизни не была сломлена, хотя здоровье было серьезно подорвано. Он всем нам был примером стойкости и жизнеспособности.
Хочу упомянуть о большом гостеприимстве Тимофеева и его жены Елены, которая была одновременно и его сотрудницей. После научных бесед нас всегда приглашали в его квартиру в Торхаузе и хорошо угощал, несмотря на нехватку продуктов в войну. Его сыновей я знал еще мальчиками, когда они посещали французскую гимназию. В последние годы войны я переехал в Вену и нечасто бывал в Берлине, поэтому наши встречи стали более редкими. Только позже я узнал, что его старший сын Фома активно участвовал в движении сопротивления, конечно, под влиянием духа, который царил в родительском доме. Только позже я узнал о его аресте и гибели в концентрационном лагере. Тимофеев и его жена были, безусловно, противниками нацистского режима, и мы часто вели критические беседы на эту тему, в которых Тимофеев высказывался бескомпромиссно. Ближе к концу войны друзья стали предлагать ему перебраться на запад. Он решил остаться в Бухе, и это решение имело тяжелые последствия для его дальнейшей судьбы.