Ко Дню основания ОИЯИ


Здание ФИАНа блистало новизной, лаборатории получали новое оборудование, и, главное, работало много молодежи, которая чувствовала себя вполне счастливой, была полна энтузиазма и оптимизма. Институт с огромным научным потенциалом, живыми классиками и знаменитостями передавал опыт младшему поколению. А молодым все было интересно, за что бы они ни брались, где бы ни участвовали. Возможно, по причине большой концентрации научная, а также общественная, спортивная и культурная активность молодежи была в то время на таком высоком уровне, который, молодой человек нашего времени, пожалуй, едва ли может себе представить...

Я узнал, что участвую в работах по созданию протонного синхротрона на 10 миллиардов электрон-вольт. Первое время работал в группе, готовившей аппаратуру для магнитных измерений блоков большого ускорителя, затем был переведен на запуск его модели. Всеми работами руководил и везде зримо или незримо присутствовал руководитель проекта и организатор Лаборатории высоких энергий Владимир Иосифович Векслер. Можно было только удивляться его энергии и настойчивости. Много лет спустя на юбилеях по случаю открытия принципа автофазировки или дня его рождения сотрудники, знавшие Владимира Иосифовича, хотя и говорили о противоречивости его характера, но всегда с теплотой вспоминали о нем, подробно рассказывая о встречах с ним, серьезных и курьезных эпизодах, произошедших в то время. Был случай, когда мне попало от В. И. за общественную работу. Ею в то время должны были заниматься все, и тем более комсомольцы (а некомсомольцев среди молодых, можно сказать, не было).За невыполнение общественных поручений могли дать и выговор. Меня и А. Б. Кузнецова бросили на организацию спорта и на это, конечно, уходило много рабочего времени. Наши шефы капнули на нас В. И., за что он нас и отчитал, в душе, конечно, понимая, что главная вина здесь была не наша...

Мне часто приходилось встречаться с Владимиром Иосифовичем и я с приятным чувством вспоминал о нем, когда отмечалось 40-летие ОИЯИ со всей его предысторией. При этом хотелось более существенно, чем просто на словах отдать долг памяти основателю ЛВЭ и ее первому директору. На одном из директорских совещаний Лаборатории я предложил установить памятную доску на здании, где находился кабинет Векслера. Предложение было поддержано. Но с деньгами, как всегда, были трудности. Пришлось их собирать, обходя «с шапкой по кругу». Основная часть суммы была взята мною из договорной работы со сторонней организацией, часть добавили руководители других работ - А. И. Малахов и Ю. В. Заневский...

В этой связи вспоминаю о встречах и беседах с работавшим в сороковых годах в ФИАНе Л. Н. Беллом, который был свидетелем «процесса» открытия принципа автофазировки. В то время у В. И. Векслера родилась идея ускорения в циклотроне частиц, переходящих в релятивистскую область, напряжением переменной частоты, синхронной с частотой обращения частиц. Вокруг царила доброжелательная атмосфера, и он широко обсуждал с сотрудниками свое предложение. Но поскольку оно не имело расчетного подтверждения, идея вызывала сомнения и не могла стать общепризнанной. Делу помог Евгений Львович Фейнберг, к которому обратился Владимир Иосифович с просьбой помочь в обосновании предложенного принципа ускорения. Через несколько дней Евгений Львович принес формулы, доказывающие устойчивость движения неравновесных частиц, т. е. возможность ускорения пучка как целого, которые стали теоретическим обоснованием принципа автофазировки. Владимир Иосифович написал статью, включив туда уже количественно аргументированные расчеты, а Л. Н. Белл, родившийся в Америке, и для кого английский язык был родным, сделал ее перевод. В апреле 1944 года В. И. Векслер направил рукопись для публикации в «Доклады Академии Наук», издававшихся тогда одновременно на русском и английском языках. Вопрос авторства вызвал в ФИАНе большие дискуссии. В том же году им была подготовлена вторая публикация. Статьи вышли значительно раньше публикации Э. Макмиллана (который, видимо, не будучи знаком со публикациями В. И. Векслера, пришел к открытию этого принципа независимо) и стали приоритетными.

Не так давно я встречался с Е. Л. Фейнбергом и попросил его рассказать о том, теперь уже давнем времени, и событиях, происходивших тогда в ФИАНе. Встреча с этим исключительно деликатным и обаятельным человеком была для меня чрезвычайно интересной и я очень благодарен моему старому другу Г. И. Мерзону за содействие в ее организации. Я не видел Евгения Львовича с начала 50-х годов. (Меня он, конечно, не мог помнить, т. к. подобных молодых людей в институте было очень много). Выглядел он почти так же, как и в то время, довольно молодо для своих лет. Подробно рассказывал о событиях и встречах, начиная с предвоенных времен. Оказывается, о циклотроне на большие энергии в ФИАНе по заданию С. И. Вавилова начали думать еще в 30-е годы. Он рассказывал также о научной жизни в тот период этого крупнейшего института, своей работе и как первое время ему приходилось разъяснять на семинарах физические основы автофазировки.

...А плотность событий, предвещавших рождение ЛВЭ, нарастала с большой быстротой. 1 марта 1953 года в ФИАНе было объявлено о создание ТДС-533, куда, кроме секретных списков Управления кадров, вошла добрая половина коренных фиановцев-москвичей как мера борьбы с семейственностью в научных учреждениях. (Была такая компания. Браков по причине молодости тогда совершалось множество. Но теперь мужья будут числиться в одном учреждении, а жены в другом...) А вот для иногородних, направляемых в будущую лабораторию этот период был связан с радостным событием: на Большой Волге-2 (синоним - Ново-Иваньково) давали жилье. Хочешь, общежитие, а хочешь, отдельную комнату. Наступил конец проживания на птичьих правах в Москве!

Интенсивно в Ново-Иваньково народ стал прибывать в 1953 году, но путь туда был далеко не прост. Я поехал в будущую Дубну, чтобы утвердиться в решении жилищной проблемы, т. е. прописаться, а затем снова вернуться в Москву и продолжить работу на «живой» модели, т.к. на новом месте была возможна лишь бумажная работа - шло строительство и подготовка к монтажу только начиналась. Поскольку всякая прописка начинается с военкомата (а он находился в Кимрах), поздним вечером я выехал, кажется, Рыбинским поездом и, прибыв в Савелово, провел холодную ночь на вокзале. Морозным утром по льду замершей Волги добежал до военкомата, а затем на попутном грузовике добрался до Большой Волги и, промчав пешком пяток километров, прибыл на место. Милиционер, оформлявший прописку, говорил, выражая явное неудовольствие: «Вот, все вы такие. Приезжаете, прописываетесь, а жить здесь не хотите. Целые дома пустуют!» Я пообещал в скором времени вернуться. А в паспорте у меня стоял штамп 115-го отделения Москвы, хотя в столице их было лишь 114... При проверке документов это вызывало подозрение, а порой немалые сложности.