| ||||||
Современные мемуары На философской волнеРепортаж из прошлого Конференциям по философским вопросам физики, проходившим у нас в 1960-х и 1970-х годах, Дубна обязана первому директору ОИЯИ Д.И.Блохинцеву. Последняя такая конференция состоялась в конце 1970-х и завершилась решительным размежеванием дубненских физиков и московских философов. Те приехали с новейшими философскими веяниями, а наши ответили им классическим диаматом; после доклада И.С.Алексеева поднялся А.А.Тяпкин и разнес в пух и прах и доклад, и докладчика, и всех философов скопом: "Вы можете строить свои системы, защищать диссертации, но не ссылайтесь на квантовую механику!" Докладчик пытался возражать, но он плохо знал Тяпкина... Председатель идеологической комиссии парткома ОИЯИ, стесняясь, пожурил докладчика: советскому философу не к лицу иметь такие взгляды - и заслужил иронические улыбки коллег. Кто-то осторожно назвал концепцию Алексеева субъективным материализмом, на что философ Л.Б.Баженов добродушно заметил: "Ну зачем же материализм... Говорите прямо: субъективный идеализм! Мы у себя этот доклад обсуждали и так его и определили" (что не помешало Игорю Серафимовичу защитить докторскую диссертацию, а Льву Борисовичу быть его оппонентом). Философ И.А.Акчурин по окончании конференции расстроенно говорил в кулуарах, что американцы молодцы, идут вперед, а мы... Ему возразили, что это точка зрения Тяпкина, а Игорь Алексеевич в ответ, горячо: но вы все думаете как он!
Докладчик из Москвы, доктор философских наук И.С.Алексеев, худощавый седоватый джентльмен, начинает дискуссию еще в автобусе, по пути к пристани "Большая Волга". Он достает из объемистого портфеля журнал "Успехи физических наук" и принимается бранить профессора Брагинского, который, оказывается, - вы подумайте только! - решился применить волновую функцию к чугунной чушке массой в полторы тонны, да еще осмеливается принять ее за точечный осциллятор! Вот как хорошую физику может испортить никудышная философия! Бора забыли... Сидящий рядом с ним В.Н.Первушин сочувственно кивает, хотя сам еще два года назад применял волновую функцию к миру в целом... Наш катер пристает к остаткам корабля, который отслужил свой срок и выполняет функцию причала. Спускаемся на берег, выносим палатки, провиант, спальники и личные вещи. На острове два домика: в одном живет егерь, а в другом, для приезжих охотников, располагаются девушки и лекторы; все прочие выбирают место и ставят палатки. Я кооперируюсь с Сашей Дороховым из ЛТФ и его коллегой Курловичем (забыл имя); Петя Сычев стоит рядом и как лектор дает советы. Энтузиасты рубят дрова для бани, лекторы садятся в ялик и отправляются в прогулку вокруг острова, а повара готовят обед. Надо отдать им должное: на протяжении всех трех дней работа пищеблока не затихает ни на минуту, ежесекундно, ежечасно воспроизводя материальный субстрат, в отрыве от которого философская мысль перестала бы существовать. - Где поставим лектора? - советуется Первушин. - Здесь? Или здесь, на солнце? Чтобы он побыстрее... Первушин улыбается; когда он улыбается, кажется, что улыбается его душа. - Я ехал сюда, - начинает Игорь Серафимович, - чтобы говорить об интерпретации квантовой механики, но после сегодняшнего разговора с Первушиным передумал, и название моего доклада будет такое: "Квантовая механика и смысл жизни". Не знаю, получится ли, я так никогда не начинал - я начну со стихотворения... Слушая философов, я заметил такую вещь: заканчивается вступление, готовишься выслушать основную часть, и тут докладчик объявляет, что вот, собственно, и все. У философов это называется "разрабатывать проблему". Поэтому я ничуть не удивился, когда профессор Алексеев вдруг сказал: - Какие будут вопросы? - Скажите пожалуйста, могли бы вы привести хотя бы один пример, когда философия помогла бы в каком-нибудь эксперименте? - Философия сама ставит эксперименты, мысленные, - парирует докладчик. Вежливые улыбки. Слушатели разочарованы. Два мира, соприкоснувшись, успевают удивиться друг другу - и тут же расходятся, не оставив друг на друге никакого отпечатка. А ведь Игорь Серафимович по образованию физик... Выступает Первушин - тезисно, крупными мазками дает картину мира, не входя в подробности, без лишних доказательств, лишь изредка приводя примеры подкрепления и иллюстрации своих мыслей. Кризис духовных ценностей, который мы наблюдаем, затрагивает и науку, и общество, и у нас, и за рубежом. Капитализм овеществляет отношения между людьми, при социализме товарно-денежных отношений как будто нет, а вещи между людьми остаются. В науке складываются замкнутые сообщества, которые в народе называют мафиями; вместо обмена идеями обмениваются результатами, подобно средневековым алхимикам, оберегавшим друг от друга свои секреты. Так не может продолжаться вечно. Наука - это не только непосредственная производительная сила, это часть культуры, способная порождать не только материальные, но и духовные ценности, и таковой она была всегда; наука будущего - это космическая религия Эйнштейна и Циолковского, новая ступень развития в цепочке: магия, религия, наука... Первушин говорит страстно, но его воспринимают туго - смущает терминология. Курлович шепчет: - Чистейшей воды идеализм. Я недавно писал реферат по философии... Идеализм - это абсолютизация одной из сторон познания действительности. Я по своему опыту знаю. Я занимался стрельбой из лука, участвовал в соревнованиях; когда долго целишься, перестаешь видеть все остальное и видишь только мишень... Он славный человек, но он ищет рациональное зерно, а зря, хочется мне сказать ему, ведь это не наука и даже не философия, не публицистика даже, а вдохновляющая, возвышенная поэзия познания мира... Мы сидим, слушаем, иногда вступаем в дискуссию; сквозь облака просвечивает и пригревает солнце, с ивовых листьев срываются капли влаги, но это не дождь; невдалеке пасутся бычки егеря - время от времени они подымают головы и, не переставая жевать, смотрят на лектора. После лекций всех приглашают на шашлыки, но сначала - баня. - Сейчас потеть начнем, - мечтательно говорит Курлович, согнувшись в три погибели: банька низенькая, ему не по росту. - Только мне потеть нечем. Отощал в этой несчастной Дубне. Вот поеду домой, в Гомель... Отъемся! У костра шашлыки и песни. Атмосфера походная, романтическая. Марина Борисова, звезда спектакля "Страдания молодого Вектора", берет гитару. Очарованные ее голосом, тихо подпевают ей лекторы, а песню Бачурина "Дерева вы мои, дерева" по просьбе Владимира Алексеевича Марина исполняет дважды. Романтики остаются встречать рассвет, а остальные разбредаются по палаткам; Курлович предупреждает, что он во сне лягается, и тут же засыпает, а на нас с Сашей Дороховым обрушиваются комары... Утро начинается с доклада Пети Сычева о распределении при социализме. Это далеко от философии, но ближе к жизни, а это главное, и вопросов к нему не меньше, чем к остальным, так что Первушину приходится напомнить, что у нас еще один докладчик. Петя освобождает пень, на котором сидел, а бычок, который подкрадывался к нему сзади и уже почти подошел, провожает его задумчивым взглядом. Выступает В.А.Никитин. Если Игорь Серафимович начал со стихов, то Владимир Алексеевич напомнил о песне, прозвучавшей вчера: - Когда я слушаю философов, когда мы сами начинаем говорить на методологическом уровне, меня не покидает ощущение, как в этой песне: "Я и верить бы рад в то, о чем говорят, но слова, все слова, все слова..." Мне всегда немного стыдно, когда я сам выступаю на такие темы... Раньше экспериментаторы были тесно связаны с теоретиками, а сейчас они выделились в отдельную лабораторию, и заинтересовать какого-нибудь теоретика поработать на эксперимент почти невозможно - на это уходит несколько лет, и за это время он быстро теряет квалификацию... А когда приходишь к ним за советом, то слышишь в ответ то, что и сам знаешь, либо что-нибудь такое, что технически совершенно невозможно. С философами та же история. Вчера мы задали Алексееву вопрос, участвовала ли когда-нибудь философия в эксперименте, и ответа на него не получили. И в то же время, когда атомы были всего лишь гипотезой - разделяемой, к тому же, не всеми, - великий Максвелл сказал: "Очень хотелось бы, конечно, взглянуть в глубь атома, но, к сожалению, путь туда лежит через берлогу философа, которого мы все ненавидим и презираем". Как уберечься от экспериментов, которые заранее обречены на неудачу, - а на них уходят многие человеко-годы? Вот задача, ради которой стоит, несмотря ни на что, заниматься методологией и философией науки, и вот почему Владимир Алексеевич решился на выступление. - Я иногда ловлю себя на мысли о том, что уже месяц не был на семинаре; при Векслере это трудно было даже себе представить, каждой пятницы ждали как праздника... И дальше - рассказ о том, как работал с молодыми сотрудниками Векслер, как формировалась школа Ландау, как директор Фермилаб Роберт Вильсон, вопреки рекомендации Ученого совета, разрешил ставить эксперимент, который предложили дубненские физики: "Я очень верю в человеческий фактор" - и о том, какую роль в этом его решении сыграли фотографии, сделанные дубненским мастером своего дела Юрием Тумановым. На вопрос Вити Юшанхая: "Стали бы вы ставить эксперимент по поиску ударной волны в ядрах, имея уже тогда эти методологические принципы?" - лектор отвечает: "Наверное, нет: расстояния между нуклонами большие..." А на последовавший за ним: "Это вы физические соображения приводите, а исходя из тех методологических принципов, которые сейчас изложили?" - признается: "Скорее всего, это не помешало бы мне поставить эксперимент". Тем самым в очередной раз ставя точку на философии науки. Школа закончена, а вопросы остаются: одни обступают докладчиков, а другие продолжают переваривать услышанное и обеденную уху (а некоторые еще и вчерашний шашлык); никто не торопится - до следующего семинара еще год. Александр РАСТОРГУЕВ
|
|