Современные мемуары

Виталий Пронских

Коллизии протонов в контексте
русско-американских взаимодействий

(Продолжение. Начало в №№ 3, 5.)

Боб Вилсон - первый директор батавской лаборатории

Нужно представлять ситуацию в науке того времени, чтобы понять, почему шансы на успех были, по преставлению молодых людей, довольно велики. Теперь, в начале XXI века, руководитель большой американской лаборатории, да и вообще большого западного (и не только западного) научного института, как правило, в первую очередь - эффективный менеджер, проводящий в жизнь решения вышестоящих инстанций, например министерства энергетики (DoE), финансирующего институт или лабораторию. Он обычно - выходец из научного мира, человек с научным опытом, степенью и регалиями, но в его задачу в качестве директора лаборатории не входит реализация своего собственного видения развития науки в широком смысле.

Совсем другой была ситуация в начале семидесятых. Физики еще повсеместно ставили опыты на оборудовании, которое можно было приобрести на индивидуальные средства и гранты. До возникновения ускорительной физики высоких энергий большой наукой, появившейся в 1940-е годы (то есть наукой больших коллективов, длительности, стоимости), был только проект "Манхэттен" по созданию атомной бомбы. Конечно, заказ на изготовление ядерного "изделия" исходил от государства, но сама идея поступила от ученых (письмо Эйнштейна - Сциларда президенту США Рузвельту), и реализацией, собственно проектом, требовавшим большого научного творчества, руководил известный ученый физик-теоретик Роберт Оппенгеймер. Когда в 1967 году в Батавии была открыта Национальная ускорительная лаборатория (будущая Фермилаб), которой предназначалось стать ведущей в США лабораторией для проведения экспериментов на строившемся здесь ускорителе протонов Главное Кольцо, а оно уже к 1972 году достигло энергии протонов в 200 ГэВ, ее директором был назначен Роберт Вилсон, физик-экспериментатор, обладавший широкими взглядами и разнообразными дарованиями.

Профессор Р.Вилсон (справа) с профессором А.А.Васильевым (ГКАЭ СССР), ученым секретарем ОИЯИ Ю.А.Щербаковым, директором ЛВЭ А.М.Балдиным в Лаборатории высоких энергий ОИЯИ.

Вилсон, как и многие выдающиеся американские физики того времени, начинал свою карьеру в проекте "Манхэттен", работая над ядерным оружием (а после поражения нацистской Германии высказывал мысли о том, что эти работы должны быть прекращены). После Второй мировой войны он одним из первых сформулировал идею использования протонных пучков для целей радиационной терапии (лечения онкологических заболеваний пучками ускорителя). Впоследствии, будучи профессором физики в Корнелльском университете, Вилсон провел годичный отпуск в Италии, изучая скульптуру. И эти знания и навыки не пропали даром. Приступая к работе в батавской лаборатории, физик-скульптор возглавил работы по дизайну шестнадцатиэтажного главного здания лаборатории, ныне называемого в его честь холлом Вилсона. В качестве образца для дизайна Вилсон выбрал собор Святого Петра в Бове - готический собор, расположенный на севере Франции, - а в качестве строительной технологии - оригинальный метод "скользящей опалубки". Получившееся в результате его дизайнерских усилий здание-небоскреб стало отчасти похоже на собор, а отчасти - и в этом некоторые историки науки усматривают проявление его физического образования - на устремившуюся в небо диаграмму Фейнмана - графическое изображение математического уравнения, описывающего взаимодействие микрочастиц. На территории лаборатории расположено еще несколько его скульптур. А всего через пару лет после открытия лаборатории Вилсон, опять же по личной инициативе, завез на территорию стадо американских бизонов, которые с тех пор служат достопримечательностью штата Иллинойс и привлекают туристов отовсюду.

Энтузиаст науки, одаренный архитектор и мыслитель, он, выступая в конгрессе США с обоснованием расходов на ускоритель протонов, в ответ на вопрос военных о том, что ускоритель может дать для обороны страны от внешних врагов, сравнил ученых-ускорительщиков с художниками, поэтами, скульпторами, прославляющими страну своим искусством. Вилсон смело заявил конгрессменам, что новое знание хотя буквально и не вносит вклада в оборону страны, но, несомненно, делает страну достойной защиты.

Таким образом, Роберт Вилсон являл собой исчезнувший ныне тип ренессансного человека науки и искусства, "последнего из могикан" - классических, по-настоящему разносторонних ученых и творцов. Тип ученого, практически не сохранившийся в большой науке (отметим, что первый директор ОИЯИ Д.И.Блохинцев, ученый, инженер, поэт и художник, был столь же разносторонним человеком; это была эпоха таких людей). Вот с таким человеком Маламуд и Никитин должны были встретиться в разгар холодной войны для обсуждения плана совместного эксперимента.

Первая встреча с Вилсоном

Получить возможность поставить свой эксперимент на новом американском Главном Кольце в самом начале его работы, когда все рвутся получить новые данные в неизведанной области, да еще и с коллегами из враждебного Советского Союза, было вовсе не просто. Еще обсуждая киевскую встречу Маламуда и Никитина, мы отметили политический талант Эрни, который почувствовал: инициатива имеет хороший шанс быть поддержанной. Нельзя полностью исключить, что Маламуд мог предварительно обсуждать перспективы подобного сотрудничества с Вилсоном или с кем-либо еще из ответственных лиц в США перед киевской конференцией и заручился их поддержкой для подобных переговоров. Но теперь нужно было организовать встречу русских с Вилсоном, чтобы официально дать старт сотрудничеству, и, как безошибочно понял Маламуд, инициатива должна была исходить от русских, именно они должны были обратиться с предложением к американцам. Американцы - хозяева ускорителя Главное Кольцо, они принимают заявки от желающих ставить на нем эксперименты со всего, в первую очередь западного, мира, и кто, как не Никитин, должен был приехать к Вилсону на прием. Важно было, чтобы первый шаг сделали Советы (в лице дубненской группы), но как его сделать в ситуации холодной войны, когда официальное приглашение в Батавию направить крайне затруднительно?

И новым друзьям - Маламуду и Никитину, энергичным молодым людям, - удалось в тот раз обвести бюрократию вокруг пальца, но помог им, казалось, случай. В 1970 году в США проходила конференция по новому набиравшему силу направлению - компьютерам, а физик Никитин в экспериментах нередко выполнял роль программиста, составлял и применял программы для набора и обработки измеренных данных. Конференция была ему что ни на есть по профилю, и, как только его доклад был принят и организаторы прислали приглашение, он сразу подал документы в посольство США в Москве и вскоре получил визу для поездки. На обратном пути Никитин сделал остановку в Батавии и заглянул к Маламуду. Это было нетрудно, так как лаборатория по физике частиц - Фермилаб (называвшаяся в ту пору просто Национальной ускорительной лабораторией, Фермилабом она стала в 1974 году) - была полностью открытой, и посетить ее мог кто угодно, без ограничения, с любым паспортом и мирной целью. Маламуд радушно встретил Владимира, и вместе они тотчас же отправились к директору - Вилсону. Тот встретил посетителей доброжелательно, и по всему было видно, что он был готов к их визиту, даже ждал его.

Технические детали и сложности не ускользнули от внимания директора батавской лаборатории, слушал он очень внимательно и даже несколько напряженно. Выслушав, сразу задал ряд конкретных вопросов об устройстве мишени и ее сопряжении с ускорителем: хотя Боб (как обычно называли Вилсона в лаборатории) и был высокопоставленным администратором и дизайнером, но полученная в молодости подготовка ускорительного физика позволяла ему точно схватывать суть проблем экспериментальной техники. Дубненская газовая мишень не просто была новым подходом к постановке ускорительного эксперимента за счет того, что ее нужно вставлять внутрь самого ускорительного кольца, поперек несущегося по кольцу со скоростью света пучка протонов. И дело даже было не столько в том, что для обеспечения таких протонных скоростей вакуум в кольце был как в космосе.

Дубненская мишень для американцев была в первую очередь "иностранной технологией", чем-то не до конца понятным и функционирующим в соответствии хотя и с теми же законами физики, что и американские устройства, но изготовленным в другой культуре, традиции, по другим, и даже чуждым, нормативам. Ведь дизайн - а Вилсон был дизайнером - связан с культурой самым что ни на есть тесным образом; культура через дизайн проецируется на все важнейшие свойства изделия, от эстетических до функциональных, могущих, в конечном счете, определить результат экспериментов. Случись что в лаборатории из-за дубненской мишени - директору не избежать самой серьезной ответственности, осложняемой контекстом холодной войны. Однако директор лаборатории в 1970-е годы был еще вполне самостоятельной фигурой; и Боб колебался. С другой стороны, запустили же русские спутник, то есть технологии у них работают. И, казалось бы, здесь-то, в Батавии, в совместной работе и можно изучить, что представляют собой их технологии и есть ли у них преимущества, и при необходимости перенять. Лучше возможности для этого, чем длительный совместный эксперимент, и не придумать. "Пан или пропал", - промелькнуло в голове директора, но гостям он лишь многозначительно улыбнулся и промолвил: "Хорошо, я одобрю ваш эксперимент, начинайте приготовления".

(Продолжение следует.)